Говоря за себя и причисляя себя к поколению чего‑нибудь, я бы назвал поколение сверстников ±2 года поколением Горбачева‑Ельцина. Да, мы хватили советского времени, пионерии, комсы, но. Это уже была другая партия, другая пионерия и другой комсомол. Перестроечный. А далее была крайне противоречивыая эпоха, в которой было много чего: воровства, глупости, а то и откровенного долбоебизма, но чего было тоже много — так это свободы. Нормальной такой свободы, свободы выбора, что ты будешь делать со своей жизнью, которая и нужна молодым людям. Другое дело, как они ею пользовалис: кто‑то шел в бандиты, кто‑то уехал в забугорье, кто‑то стал олигархом. Но именно в это время юношескому максимализму было где разгуляться.
Вообще молодому поколению своействнно большее свободомысле, испокон веков так было. Как говорил помощник Бенкендорфа, граф Дубельт: «Во всякой смуте повинны жид, лях и студент», а он в этом деле шарил, чего уж там. Так вот, скажите мне на милость, откуда у современой молодежи вдруг взялись мысли и убеждения по поводу «сильной руки», «стабильности», «чтоб порядок был»? Причем, почему‑то получается, что «сильная рука» в этой терминологии означает «лишь бы на мне не было отвественности», а «стабильность» — это «возможность получать штукобаксовплюсоткат». Нет, я не порицаю эту идеологию. Я порицаю ее наличие у 20-летних. Откуда, ну откуда они набрались той лексики, которую в приниципе не могли слышать, даже в детстве? Из каких недр подсознания человек 89 года рождения может извлекать в своих речах словосочетния «вектор на стабильность», «приоритеты точек роста» и прочую еботню? Даже комсомольские вожди были и то задорнее и веселее, поднимали целину и строили БАМ. Какого лешего построят эти мальчики в костюмах с бритыми затылками и выстриженными челками с замашками третьего секретаря райкома?
Да, я часто старикую, подсмеиваюсь над юношеской наивностью и максимализмом молодых людей, многие их слова, прокламации и запальчивые речи вызывают ироническую ухмылку. Но когда этого максимализма не обнаруживается, я сильно настораживаюсь. И даже где‑то пугаюсь.
Ну и чтобы не вставать два раза: в каком возрасте девочки вырастают из того, чтобы называть себя в мужском роде?
−12
