большая тёрка

Большая Тёрка / Мысли / Личная лента katehon /

katehon

15 марта 2010 в 08:07

"Барсучья нора" науки девяностых

Как развивалась наука в 90-е годы? Почему это время, когда открылся доступ к множеству информации, не стало "золотым веком" гуманитарной мысли, хотя и было достаточно успешным? Как формировался ученый в это время, какие темы были наиболее интересны?

Борис Межуев, шеф-редактор «Русского журнала», кандидат философских наук МГУ:

стенограмма

На гуманитарную науку девяностых оказало влияние два фактора: во-первых, разумеется, распад Советского Союза и распад социалистической системы – это первый момент. И второй момент – это такое резкое расширение культурных границ. Потому что, естественно, стало большое количество новых книг появляться. Возникло сразу несколько новых, чуть ли не дисциплин даже в девяностые годы: политология (ее не было в восьмидесятые годы).

Политическая наука, ориентирующаяся на Западные образцы (в первую очередь англо-саксонские образцы), стала возникать только в девяностые годы. Геополитика – ее тоже не было раньше, никто не знал этого слова. Она возникла в девяностые годы в России. Привела она к чему-то хорошему или к чему-то плохому – это другой вопрос, во всяком случаe вот такая дисциплина появилась, несомненно, в это время.

В несколько раз, почему-то в большей степени, оказалось в выигрыше литературоведение. Лучший гуманитарный журнал девяностых – это «Новое литературное обозрение», несомненно, самый успешный гуманитарный проект девяностых. Такой, очень находившийся явно в мейнстриме девяностых годов. И по своей идеологии абсолютно либеральный, и по характеру своей направленности, потому что как раз славистика, как ни парадоксально, а «Новое литературное обозрение» концентрированно интересовалось именно вопросами, прежде всего, русской литературы, хотя выходила и за пределы этой тематики, она в это время была не в самом плохом положении.

Вот политология, в цеху которой я в тот момент находился, была немного в заметной оппозиции к духу времени. Потому что время было не очень располагающее к политическим размышлениям. А политическая реформа прошла в стране вообще как-то без особой рефлексии по поводу того, как она должна осуществляться. Конституция была принята как-то мгновенно на референдуме. И никто толком не знал ни авторов Конституции, ни те мысли, которые у них были, когда они создавали ту или иную модель. Все решалось в какой-то ситуативной борьбе за власть.

А вот как раз экономисты и вот, почему-то одновременно филологи, они как раз были у руля. Все говорили об экономической реформе, о приоритете экономической реформы, о том, что переход к рынку - это главное. И поэтому, естественно, политологи, которые говорили, что все-таки переход к рынку это важная вещь, но не самая главная, а главное – это какие-то политические преобразования. Эти люди были немного оттеснены. И в девяностые годы ощущали свою второсортность и, в общем, претендовали на то, что они представляют ту самую элиту, которая оттеснена, и оттого, что она оттеснена, и по той причине, что она оттеснена, в стране совершаются всякие неприятности.

Вообще это было не самое плохое время для рефлексии, для самоосмысления, для самопонимания. С другой стороны, конечно, следует сказать, что все-таки это состояние было, по причинам глубоко не духовным, очень уязвимым. Все-таки главным источником финансирования в тот момент были зарубежные гранты. Потом были и наши гранты (российские гранты), но всегда вот эта грантовая форма мышления создала очень формальный тип отчетности, формальный тип исследования, а часто еще это направление исследования было задано подсказками с Запада.

Как ни странно, это вот в девяностые годы, может быть, я считаю самым негативным моментом, заключалось в том, что при господстве западников, у нас не было никакого особо большого интереса к Западу. Я считаю, это главный минус девяностых годов в плане гуманитарной науки. Америка казалась всеобщим гегемоном, но интереса к Америке не было почти никакого. Может быть, на самом деле, то же можно сказать и по отношению к Западу в целом.

Впоследствии многие историки, да, кстати говоря, в очень неплохом положении была история, потому что открылись архивы, в архивы можно было ходить. В общем, история, как ни странно, находилась в наилучшем положении. Большую роль здесь сыграла, конечно, издательство «Российская политическая энциклопедия» и «Российский гуманитарный научный фонд». Очень большой пласт российской политической истории, особенно ХХ века, именно в девяностые годы и отчасти в нулевые тоже, был поднят и открыт российскому читателю. Но, тем не менее, некоторые теоретические обобщения были.

Дефицитом было, мне кажется, как раз отсутствие понимания большого интереса к Западу и к Европе. Вот в этом, как ни странно, девяностые годы в чем-то напоминают девяностые годы XIX века. Когда Осип Мандельштам сказал, что "Россия существовала в барсучьей норе, занимаясь собой, интересуясь самой собой и мало интересуясь окружающим миром". В девяностые мы тоже в значительной степени, в большей степени интересовались самими собой и в меньшей степени окружающим миром. Даже те в Западной политологии политические концепции, которые заимствовались, как правило, заимствовались только для одного, чтобы понять, а что собственно с нами здесь в России происходит и очень в малой степени для того, чтобы понять, а что собственно происходит в это время на Западе, в Европе, в Америке и в странах третьего мира.

Девяностые – это было, конечно, время нашего несколько утопического взгляда на Россию, как на что-то такое живое, не определившееся в мире, в мире, который совсем спокоен, устоялся, который переживает конец истории. И вот только Россия в этом конце истории как-то не может найти свое место. В двухтысячные годы возниклo прямо противоположное представление о том, что Россия, наоборот, устоялась, все в ней хорошо, стабильно, а мир вдруг стал куда-то меняться. И стало непонятно, куда он собственно меняться, что завершилось, собственно говоря, кризисом.

Вот теперь, мне кажется, следует как бы соединить эти две перспективы и понять, что на самом деле меняется и Россия, и мир. И при том не исключено, что параметры этих изменений совершенно различны для России и мира. И вот тот человек, который сможет создать некий синтетический взгляд на оба этих изменения, и сможет стать человеком, который задаст новое направление российской гуманитарной науке.

источник - http://www.russia.ru/video/diskurs_9801/

Нет комментариев