−8
большая тёрка
Тёрка в тагах
Большая Тёрка / Мысли / Личная лента katehon /
katehon
Изгоняйте природу – мать вашу
С как бы праздником!
Все больше возводя природу в статус врага рода человеческого, культурная программа Запада подразумевает деинституциализацию секса
На днях на одном из федеральных каналов российского ТВ прошёл показ американского фильма «Монстро», ставшего одним из главных кинособытий 2008 года. «Монстро» (англ. «Cloverfield») - фильм-катастрофа, каких в Голливуде снимается множество. В отличие от собратьев «Монстро» снят в распространенном жанре псевдодокументалистики. Благодаря приёму «дрожащей камеры» достигается особый «эффект присутствия», который с лихвой перекрывает недостатки качества, скрупулёзно воспроизводимые в рамках формата. «Фишка» данного жанра в том, что возможность демонстрируемых в фильме событий при помощи незамысловатого в своей идее имитационного приёма преподносится как гораздо более реальная, близкая к зрителю, чем в случае обыкновенного «фикшн».
.
ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ...В историю кинематографа вошёл целый ряд фильмов, выполненных в формате псевдодокументалистики, чья «жизненность» обеспечила им культовый статус. Достаточно назвать три наиболее известных зрителю картины - это «самый запрещённый в мире фильм» «Ад Каннибалов», знаменитая «Ведьма из Блэр» и отечественная картина «Россия 88». Последняя, по слухам, была даже показана на одном из польских фестивалей документального кино – до того правдоподобной выглядит печальная история российской банды наци-скинхэдов.
Кадры «Монстро» также представляют собой мнимую любительскую видеосъёмку. Фильм открывается аннотацией, в которой предлагаемый видеоматериал представлен как единица хранения архива ЦРУ, вещдок, найденный на месте катастрофы. Собственно, катастрофа и является главным событием, якобы заснятым на любительскую камеру участниками вечеринки в Манхеттене. Неожиданно в мир молодых друзей с их проблемами, конфликтами, сложными выборами на пороге взрослой жизни вторгается страшная разрушительная сила необъяснимого происхождения - а именно огромных размеров живое существо, напоминающее японскую (и позже также переснятую в Голливуде) «Годзиллу». Тварь выходит из воды Нью-Йоркской бухты, ударом конечности сносит голову статуе Свободы, входит в город и, круша всё на своём пути, пожирает людей.
Очередное воспроизведение типичного для американского кино сюжета заставляет задуматься, какое место занимает данный мотив в культурном контексте американского общества, каким внутренним запросам он отвечает, какие тенденции коллективного подсознания олицетворяет, какие реальные комплексы страха порождают такого рода кино-чудовищ?
Гигантское чудовище представляет собой особый тип воплощения разрушительной силы в жанре кино-катастрофы – наряду с естественно-природными катаклизмами («Вулкан», «Пик Данте»), включая сюда падение на землю небесных тел («Апокалипсис»), вторжением инопланетян («День независимости»), восстанием умных машин («Терминатор», «Я, робот») и распространением какой-либо химической или биологической субстанции, трансформирующей природу людей («Я – легенда»), оживляющей мертвецов («Гриндхаус») или порождающей фантастических гадов («Мгла»). Впрочем, последний сюжет, строго говоря, принадлежит к отдельному, также крайне любопытному поджанру – «окно в параллельный мир».
Каждый из этих типов имеет своё собственное «место» в комплексе переживаний американской кино-аудитории и может служить предметом отдельного разбирательства. Здесь же мы сосредоточимся на типе, к которому относится сюжет фильма «Монстро» - «нападение гигантского чудовища». С нашей точки зрения из всего представленного в общих чертах набора он, как это ни покажется странным, ближе всего находится к типу естественно-природных катастроф. Ряд соображений спекулятивного порядка служит основанием для предположения о том, что гигантское чудовище, разрушающее человеческий мир как в его материальном (инфраструктура городов), так и психо-социальном (экстремальный опыт, разлука с близкими и их смерть) измерении, есть не что иное как сама природа. Именно это слово является ответом на скрытый вопрос, заключённый в подзаголовке фильма – «что-то нашло нас (something has found us)». Природа, вытесненная из урбанистического, во многом автоматизированного человеческого мира, возвращается для того, чтобы отомстить.
Поскольку речь идёт о воображении, о коллективном бессознательном, то мы не можем ограничиться рассмотрением разрушительной стихии исключительно как внешней по отношению к человеку угрозы. Безусловно, это возвращение переживается и как внутренний процесс, в ходе которого природа внутри человека восстаёт против искусственного автоматизированного режима существования.
Из-за этого «мифогенного», «сновиденческого» соответствия между внешними обстоятельствами сюжета и внутренней жизнью героев, в самой структуре событий должна быть усмотрена связь внешней и внутренней ипостаси мстящей природы, собственно, благодаря которой человеческий мир и размыкается навстречу катастрофе. Иначе говоря, природе, чтобы ворваться в город, нужно иметь определённый «задел» в сфере самих человеческих отношений, что-то в мире людей, что «зовёт» чудовище, делает возможным сам ответ стихии на человеческое отчуждение. Это должна быть уже не воображаемая и сверхъестественная, но вполне интерпретируемая в терминах поведения, психологии и социологии реальность, которую можно было бы определить как остаток не до конца изгнанной природы.
Вне всякого сомнения – и голливудские катастрофы и хорроры дают тому обильное эмпирическое подтверждение – таким элементом является секс. Точнее не секс как таковой, а весь социо-психический комплекс интимных отношений между полами. Несчётное число хорроров категории «Б» начинаются с того, что кампания парней и девушек отправляется на природу. Моменту, когда маньяк или чудовище начнёт терзать их, как правило, всегда предшествуют эпизоды проявления (пробуждения!) полового магнетизма. Также и в фильме «Монстро» вторжение апокалиптической твари происходит на фоне запутанной романтической истории, разыгрывающейся между героями. Стоит ли говорить о том, как глубоко пропитаны эротикой всевозможные истории о вампирах? И стоит ли вспоминать «Антихриста» Ларса фон Триера, где природа, в частности природа женской сексуальности, прямо именуется храмом Сатаны.
Здесь мы подобрались к нерву нашей проблемы, к системному узлу современной западной ментальности. Дело в том, что в рамках этого типа сознания природа мыслится как нечто в принципе чужое и чуждое. Но не просто чужое, а чужое-своё - то, что, будучи присуще человеческому миру изначально и на самом древнем уровне, на протяжении истории планомерно отчуждалось, вытеснялось. С одной стороны, это вытеснение вовне: природа как естественная экологическая среда отступает за границы человеческого мира, представляющего собой среду всё более искусственную. С другой стороны «досовременная», «досоциальная» природа самого человека загоняется глубоко в подсознание – так, что экономия сознания работает уже без учёта природно-иррациональных импульсов.
Однако, природа не уничтожается вполне, но лишь перестаёт опознаваться, а значит – становится враждебной. Враждебно то, что невозможно включить в систему ориентаций, что нельзя проинтерпретировать в терминах социальности. Именно поэтому евро-американский Сатана – это всегда не столько метафизический принцип, сколько «деморализованная» природа. Потому-то её проявления и мыслятся в терминах вторжения, мести и гибели: сознание, сформировавшееся в процессе отчуждения от природы, не способно вынести её непосредственного присутствия.
Но пока человек отправляет древнейшее таинство природы – половые отношения, она не изгнана окончательно, как бы стерилизованы и десакрализованы эти отношения ни были. Половой код – это базовый код «нерасколдованной» (в терминах Макса Вебера) природы, которая рвётся к проявлению сквозь нижние границы сознания. Противопоставление подсознания сознанию в символизме часто изображается как оппозиция сердца и головы. Поэтому не случайно и глубоко символично, что именно на фоне «сердечных дел» под ударом чудовища слетает с плеч голова статуи Свободы – символа американской конституции в узком (юридический документ) и широком (структура общественного сознания американцев) смысле. Не будучи усвоенной, принятой, природа возвращается как катастрофа, как смерть. Обезглавленное общество ввергается в хаос.
Американец каким-то образом отдаёт себе в этом отчёт, каким-то образом знает это, и структура этого знания проявляется в продуктах массового зрелищного искусства. При текущем положении дел западное общество чревато своей собственной гибелью, внутренне запрограммировано на катастрофу.
И существует только два пути разрешения этой ситуации. Первый путь обратен по отношению ко всей логике модерна и подразумевает возвращение к природе, интенцию природы, её узнавание. Этот путь означал бы отказ от всего, что на протяжении веков признавалось в качестве судьбы и миссии Запада. Второй путь – путь последовательности. Он предполагает окончательное выхолащивание социальных практик, последнее изгнание природы в область вполне и всецело чуждого, чуждого настолько, что контакт и конфликт с ней будет уже невозможен даже теоретически.
Именно по этому второму пути и идёт сегодня западное общество. На это указывает вся полнота современных практик по социализации сексуальных отношений. Все модификации, которым подвергается сегодня секс, преследуют цель «взломать» волшебный код пола, разомкнуть контур, двигаясь по которой сексуальная энергия обеспечивает связь человеческого общества с его таинственными досознательными корнями.
Секс должен быть децентрализован и делокализован. Ритуальной по сути своей последовательности, в которой разворачивается диадическое напряжение между полами, противопоставляется утрата половой идентичности. С этой целью вместо противоположного пола в качестве объекта сексуального внимания предлагается максимально расширенный спектр возможностей – начиная с лиц того же пола, заканчивая предметами и искусственными образами. Тренды на транссексуальность, бисексуальность и асексуальность приобретают программный статус.
Наряду с этим огромное значение играет уничтожение возрастных границ сексуальной жизни. Ассоциация секса с инициациями взросления должна быть упразднена. Это упразднение осуществляется в контексте систематической и всеобъемлющей инфантилизации социума. Секс не должен подразумевать взросления, перехода личности на качественно новый психо-социальный уровень. Данная установка энергично транслируется посредством американских молодёжных реалити-конкурсов, которые сегодня можно увидеть в ночном эфире российского MTV, и по сравнению с которыми «Дом-2» хранит и передаёт вполне традиционный социально-гендерный код.
.
Культурная программа Запада подразумевает деинституциализацию секса. Секс должен быть разлит по всему социуму. Всё в пространстве постмодернистского времяпрепровождения должно быть похоже на посасывание и облизывание, всё должно делаться с причмокиванием и придыханием, но никогда не подразумевать пересечения пубертатного порога и продолжения рода в рамках семьи. Секс банализируется через снятие запретов на проявления бытовой сексуальности, и тем самым «обезвреживается», незаметно редуцируясь к этим неполноценным и в нормальном случае предварительным формам как к таковым.
Подчеркнём: это не просто распущенность и энтропия, не просто «разврат». Это – программа, в рамках которой западная культура продолжает линию движения, избранную ещё в XVII-XVIII веках. Такова, если угодно, «метафизика пола» в мире постмодерна, куда вступил Запад, следуя избранному пути прогрессирующей стерилизации. Увенчается этот путь безмятежным пузырчато-розовым виртуально-квази-эротическим успехом или всё же катастрофа неминуема так же, как вещь неотделима от своей сущности, сказать трудно.
Зато можно быть вполне уверенным в том, что сегодня на этом фоне простая интрига отношений между молодым человеком и девушкой действительно является вещью последовательно консервативной. И пока природа с её – пусть маленькими – тайнами обитает среди нас, у нас нет причин ожидать ужасного голливудского конца света со всеми его дорогостоящими спецэффектами.
Илья Дмитриев
