У меня два дня подряд прошли под знаком НГУ. Охранники там подтверждают звание лучшего вуза обозримой Вселенной — буквально сразу же начали называть меня на «ты». Зато удалось выпить в альма матер хорошего виски, подлечить организм.
А сейчас я сижу на лекции по музыкальной критике, смотрю, сколько журналистов сюда пришло, и рыдаю. Натурально ведь, пятнадцать человек, на моем мастер‑классе по пресс‑релизу вчера меньше было. И я знаю ведь, почему их так много. Практически все они уверены, что если ты занимаешься культурной журналистикой, то можно нихуя не делать, ходить на концерты и киношки и писать «мне понравилось», «мне не понравилось». Причем явно из них никто не понял, чем музыкальная журналистика отличается от музыкальной критики. А критиков из них явно не получится, потому что они в музкальнйо грамоте и истории ни бум‑бум, по слуху Гайдна не отличат от Гегеля, а Бизе для них — это крем на торт.
Ну и соотвественно, ждет их прямая дорога в журналистику, где пишут материалы, где первая часть — это описание того, какое музыкант лююбит пиво, и прочие факты и з википедии, а вторая — отсебятина, которая якобы является анализом произведения. Вот примерно как Алекс Учдук, который ухитряется в одной коротенькой рецензии 10 раз употребить слово «вполне».
Тем же, чем вообще критика отличается от журналистики. Критика — это анализ предмета критики с точки зрения авторской позиции, методологии и т.д. Журналистика — это работа с фактами, а не авторскими домыслами, ее интересуют события. Скажем так, музыкальному журналисту интересен факт того, что Десятников наконец‑то написал что‑то новенькое, а музыкальному критику интересно послушать это новенькое, сравнить со стареньким и т.д. Или, например, для музыкального журналиста интересен факт, что Гергиев будет управлять Лондонским симфоническим, а критику нужно это послушать и решить, что нового в музыкальном плане он туда привнес, чем он отличается от управления Герберта фон Караяна.
Словом, критика — это оценка. А журналистика — это информирование.