−6
большая тёрка
Большая Тёрка / Мысли / Личная лента MeDiYM /
MeDiYM
Толины письма.
свидетельствоВ редакцию OPENSPACE.RU прислали письма из армии
Недели три назад на общий адрес сайта пришло письмо, автор которого предложил почитать редакции письма своего приятеля. Судя по письмам, этот приятель, названный условно Толей, пару лет назад был отчислен из МГУ и по собственному желанию отправился служить в ВДВ. Оттуда он регулярно писал московским друзьям отчеты о своей армейской жизни. Друзья частично публиковали их в ЖЖ, который особенно не рекламировали, потому что боялись навредить Толе, а потом и вовсе удалили.
Редакция почитала этот замечательный документ о российской армии и решила, что он заслуживает лучшей участи.
Есть два обстоятельства, которые нужно оговорить отдельно. Во-первых, эти письма написаны около двух лет назад. Но очевидно, что ситуация в армии за этот ничтожный, по русским меркам, срок не изменилась.
Во-вторых, в письмах много ненормативной лексики. После некоторых сомнений мы решили оставить тексты в их первозданном виде. Решение убирать или «заточивать» мат было бы равносильно решению не публиковать письма вовсе.
Теперь Толя живет в Костроме и, по словам его друга, против публикации не возражает.
Толины письма будут печататься на сайте частями.
8 декабря
Я попал в учёбку ВДВ в Омске. Точнее, в нескольких километрах от Омска. Я прямо так и хотел. Ехали мы на поезде Москва — Хабаровск через Екатеринбург. Ехали мы больше двух суток, везли нас два майора. Один — врач-стоматолог и челюстно-лицевой хирург, второй всю дорогу бухал, рассказывал байки и отдавал идиотские приказы типа «достать из вещмешков бушлаты и укрыть ноги». Тогда мы на него злились за то, что разводит эту военщину, сейчас понятно, что это были не только не ягодки, но даже и не цветочки, и даже не бутончики. Приехали в часть мы около трех часов ночи, и нас отвели куда-то ночевать. Там сразу на нас начали орать сержанты, а потом стали всем давать пизды. Мне, например, за то, что я задел ноги сержанта, когда перешагивал через них. Естественно, он их задрал специально. Ну и всё в таком духе. Вообще, сержанты — козлы. Сержант нашего отделения, Мошкин, на мой взгляд, единственный, кто заслуживает уважения. Остальные все люди в общем неплохие, и почти все мне симпатичны, но они ведут себя так, что уважать их не получается. Постоянно орут и кого-нибудь пиздят. Говорят, что это все хуйня по сравнению с тем, что будет после присяги.
...Бля, эти пидоры с каждым днем закручивают гайки. Вообще, я заранее извиняюсь, что письмо такое бессвязное: пишу я его по нескольку предложений, а иногда даже и по нескольку слов, когда выдается свободная минута. Потому что больших кусков свободного времени здесь не бывает в принципе…
Многие мои друзья, наверное, знают, что я всегда терпеть не мог сладкий чай. Так вот, здесь другого не бывает. Вообще, часть наша типа крутая, поэтому еды здесь хватает. Несмотря на то что всякие прапора здесь всё пиздят, как и везде. Поначалу всем очень хотелось пить. Воду из-под крана сержанты пить запрещают, говорят, что от нее мы опухнем и умрем. Она и правда на вкус гадостная. Иногда бывает так: кто-нибудь стоит, пьет эту воду из-под крана, заходит сержант, орет, дает ему пизды и сам начинает пить. Я читал и слышал, что характерная особенность учёбок — уставщина и дедовщина одновременно. Здесь оно так и есть, разве что в роли дедов сержанты. Вообще, временами здесь бывает тоскливо, особенно если какой-нибудь пидор начинает считать, сколько он уже прослужил: сразу видишь, что еще очень долго.Читать далее
…Тем, кто курит, не повезло. Здесь раздают (и очень редко) сигареты «Наша марка» — это говно, если кто не знает, но даже их не хватает, все курят по одной на двух-трех человек. И очень по-быстрому. К тому же часто за какую-нибудь хуйню сержанты запрещают курить. Например, один парень покурил в туалете, его там отпиздили швабрами для толчков и ногами, а потом всему взводу запретили курить. Но на самом деле не стоит думать, что здесь такой ад: если вести себя нормально и не тормозить, то жить можно, и даже неплохо.
По окончании этой учёбки я буду сдавать экзамены, после чего стану, если сдам, механиком-водителем Боевой Машины Десанта. Это случится через полгода, в мае 2007-го. После этого у меня будет несколько вариантов: остаться в учёбке сержантом (но это вряд ли, ибо я не получаю удовольствия от издевательств над людьми), либо пойти дослуживать полтора года в части ВДВ, где еще берут неконтрактников (это Рязань и Тула), либо подписать контракт и служить два с половиной года в одной из многочисленных частей ВДВ нашей страны. Так что злые языки, утверждавшие, что через полгода меня и из армии выгонят, отчасти правы.
...По-крупному меня тут напрягают две вещи: сладкий чай и то, что нужно бриться каждый день. И то, и то я не люблю. Остальное всё хуйня.
...Сослуживцы мои в основном ребята хорошие, хотя есть среди них и уёбки. Но все равно людей, с которыми бы сильно хотелось общаться, потенциальных друзей я пока не нашел. Может, и не найду. Вообще, получилось, что это письмо я пишу уже больше недели, каждый раз в какой-нибудь неудобной позе и неудобном месте. Поэтому оно такое рваное и бессвязное, еще раз извиняюсь. Сейчас, например, я стою на тумбочке дневального в наряде по роте, если, конечно, кто знает, что это такое. Пишу на ладони. ...Мы уже разбирали автоматы. Прикольнуло. Блядь, почему же так долго служить-то?
Вчера была баня. Это очень пиздато. Вообще, здесь радостей мало, это завтрак, обед, ужин и отбой. Баня. Ну и перекур для тех, кто курит. Сегодня я впервые укладывал парашют. Это оказалось весьма сложно. Блядь, сраная ручка нихуя не пишет. Даже одеть его не очень просто, а правильно складывать мы сегодня учились часов пять, и, разумеется, никто все это не запомнил, будем укладывать еще.
Ксюша и Авдюша всё говорили, чтобы я взял телефон, я не взял, и правильно сделал. Во-первых, здесь все равно бы его отобрали, у парня одного даже бритвы сперли ночью. А во-вторых, презренным духам телефон не положен. Если быть в нормальных отношениях с сержантами, то через пару месяцев могут дать добро на телефон. Вообще, и сейчас можно звонить. Схема такая: сержант дает тебе телефон, ты звонишь, а потом тот, кому ты звонил, или кто-нибудь еще должен положить ему на счет денег. Расценки точно не знаю, но примерно сто рублей минута или около того. Сослуживцы у меня из разных мест (это я про роту). Еще два парня из Москвы, один вообще даже живет в одном районе со мной, да и дачи у нас с ним в паре километров. Еще есть парни с Алтая, из Башкирии, из Питерской области, из Архангельской области и еще из разных мест. Есть ребята хорошие, есть придурки, есть суки. Ладно, буду заканчивать, а то можно бесконечно пиздеть. Пишите мне, только вкладывайте конверт с написанным обратным адресом, потому что чистых тут нету, а подписанный никто не заберет.10 января
...Вот сейчас, наверно, по моему почерку можно заметить, как у меня постепенно отогреваются руки, мы только пришли с танкодрома, и руки вообще еле двигаются.
11 января
Твой рассказ про Оптину пустынь читал с огромнейшим интересом... Сравнил я распорядок дня — ну, по расписанию если, то мы спим больше. Другое дело, что, наверно, в монастыре вы свои положенные 6 часов действительно спите, а мы здесь реально спим гораздо меньше положенных 8 часов. Потому что если не успел побриться, подстричься, подшить подворотничок или еще чего (а не успеваешь что-нибудь постоянно — так уж получается), то все это надо делать ночью. Иначе наутро получишь пиздюлей, или (что гораздо хуже) пиздюлей получит весь взвод. В армии коллективное воспитание живо и по сей день… Или нас могут просто поднять ночью и заставить качаться за какие-нибудь дневные «провинности». Так что в монастыре общая духовная атмосфера уж точно чище, здоровее и светлее. Впрочем, это можно понять и не бывав ни разу ни в армии, ни в монастыре… Но вообще, я думаю, в монастыре тяжелее... Потому что из армии взять и уйти в любой день нельзя, а из монастыря, будучи трудником (да и вообще), можно. В армии я уже 2 месяца, хоть и тяжело (и физически, и морально) — я терплю и даже иногда улыбаюсь. Потому что есть такая десантная поговорка: «Человек — это животное… которое может ВСЕ». Здесь просто нет выбора. А вот в монастыре я бы столько провести не мог — ушел бы на вторую неделю, если не на третий день, потому что захотелось бы сникерсов, пива и интернета.
...Здесь, в армии, не хватает мне больше всего, пожалуй, именно искусства. Конечно, здесь не хватает много чего: еды, сна, общения (особенно с девушками, да и просто с нормальными, умными и неозлобленными людьми), свободы, информации, еще много чего. Но особенно не хватает искусства. Мне почему-то особенно хочется классической музыки и архитектуры. Вот такая вот ботва.
8 февраля
Чем кормят?
Кормят пищей очень простой. На завтрак — 3 куска хлеба, стакан холодного полусладкого чая, тарелка каши или картофельного пюре, почти всегда с какой-нибудь мясной подливой или тушенкой. Иногда еще яйцо вкрутую.
На обед — 3 куска хлеба, кусок масла, первое блюдо (какой-нибудь суп, который обычно кажется нам очень вкусным; на самом деле просто мы голодные). Второе блюдо — какие-нибудь ебучие макароны с тушенкой или какая-нибудь ебучая картошка с подливой. Или каша с чем-нибудь тоже мясным. Третье блюдо — половинка стакана какого-то разведенного и непонятно из чего сделанного сока. ...Еще на обед дают иногда полпачки галет — такие прямоугольные печенья, не сладкие, просто как хлеб. Их большинство людей обычно просто крошат в суп, там они размокают, и тогда их можно съесть быстрее — не надо грызть. А времени на еду очень мало — об этом ниже напишу.
На ужин — 3 куска хлеба, картошка, или каша, или бигус (такая хуйня из квашеной капусты, от запаха которой режет глаза), почти наверняка эта картошка, или каша, или бигус — с рыбой. На гражданке моя бабушка такую рыбу кошкам покупала на свою пенсию. Люди, которые рыбу не любят — просто стонут! Я рыбу люблю — мне нормально. Еще на ужин, разумеется, дают стакан холодного полусладкого чая, тоже кусок масла, иногда (редко, 1—2 раза в неделю) какую-нибудь выпечку, которую они сами здесь же пекут. Разумеется, эти булочки маленькие и не сладкие (сахар ведь поварихам и прапорщикам дома нужен!), но мы им все равно очень радуемся.
Если говорить про еду в целом, то все мы здесь вечно голодные, даже сразу после обеда, и всем хочется сладкого. Не знаю почему, но в армии всем хочется сладкого. А времени на еду нам выделяют очень мало. То есть сначала казалось, что мало, сейчас привыкли уже. Но все равно за едой все сидят и молча, быстро-быстро жуют и глотают, чтоб успеть до команды «Закончить прием пищи, посуду на край стола». Никто за едой не говорит (некогда), только перебрасываются фразами типа «дай соль», «поделись хлебом», «пошел на хуй» и т.д. Вообще, меня вот даже больше напрягает именно то, что первое-второе-третье надо съесть за 5—10 минут, а не то, что его мало. Из-за этого и ощущение, что не наелся.
...В столовой мы не раздеваемся, только шапки и рукавицы снимаем, сидеть весьма тесно. ...Быстро всё жуем, потом складываем все подносы один в другой, а сверху тарелки и стаканы одну в другую на край стола, потом по команде все выходят строиться на улицу, а люди, сидящие на этом краю стола, относят посуду на мойку и догоняют всех на улице. После чего мы в колонне по три человека строевым шагом, а иногда и с песней идем по периметру плаца в роту. По дороге выкрикиваем всякие кричалки. Сержант спрашивает: «Как служба?» — мы хором: «Лучше всех!», сержант: «Хорошо отвечаете!» — мы: «Служим отечеству!»
Такая вот байда.
Следующее, ты спрашивал, часто ли пиздят? И сильно ли? Ну, раньше пиздили часто. Потом, когда все более-менее поняли и стали меньше тупить, пиздить стали меньше. Сейчас мы уже чаще друг с другом пиздимся, чем получаем пиздюлей от сержантов. Ну, чтоб сказать что-нибудь конкретное — раньше, месяца полтора-два назад, я получал пизды практически каждый день.
Сейчас — раз в неделю-другую. Ну, по большей части пизды дают за всякий тупёж — устав плохо знаешь, воротничок не стиран, сапоги не чищены, ремень не затянут и т.д. За это пиздят недолго — так, пару раз въебут и отпустят. А вот в вещах принципиальных пиздят долго. За то, что я не хотел считать, чтобы отжимался парень с моего взвода (короче, это правило — своим счет не давать. И вот сержант мне говорил, чтоб я ему считал, а я не считал). Так вот, за это он меня пиздил столько, что я охуел! Минут 20, наверное, ебошил. Причем он реально здоровый пацан. У меня до сих пор правое ухо слышит хуже левого, еле-еле проходит. Но, надо отдать должное, считать я не начал.
Еще раз меня сильно пиздили, но гораздо сильнее даже давили морально (заставили качаться весь взвод), когда я подрался (ну, честнее будет сказать, получил пизды) с одним парнем и не хотел его сдавать. Тогда я тоже его так и не сдал. Кстати, весь взвод знал, кто с кем подрался. Половина взвода это оценила (не сдал!), а половина стала считать меня мудаком (ведь их же качали, причем качали очень жестоко!). Но, на мой взгляд, я все же поступил правильно. Короче, пиздят здесь сильно. Но к этому, надо сказать, быстро привыкаешь, и становится похуй. Тебя пиздят, а тебе похуй. Даже не думал на гражданке, что так может быть.
...Много ли писем получаю? Ну, больше, чем могу успеть ответить, по крайней мере. ...А вообще, здесь с письмами такая хрень: в тумбочке запрещено хранить больше чем, не помню, 5 штук, кажется. Поэтому сначала несколько пришлось выбросить, а потом я догадался в отдельных конвертах с надписью «Архив» отсылать их обратно домой. Пусть там меня дожидаются.
Твой вопрос «что нравится?», честно говоря, поставил меня в затруднение… Отсюда мне очень нравится жизнь на гражданке.
Ох, а здоровье… Здоровье — хреново. Я здесь очень сильно похудел. Кто меня видел раздетым, наверное, помнит, что, конечно, я на штангиста не походил, но тем не менее был вполне в хорошей форме. Сейчас — просто скелет. Если раньше мог раз 100—110 отжаться, 15—20 подтянуться, то сейчас соответственно раз 30—40 и 6—8 — и то с большим трудом. Еще у меня тут была стриптодермия (такая кожная болезнь — язвы по всему телу) — тьфу-тьфу, вроде прошла. Да и ухо плохо слышит после этого сержанта.
Так что здоровье не очень. Ну ничего, все вернется и улучшится, я знаю!
14 февраля
Здесь, в этой ебучей армии, все совсем по-другому, и по-другому не в лучшую сторону. Такого общения, к которому мы привыкли, здесь нет, и им даже не может пахнуть! Ну, оно и понятно, «контингент» другой.
Вообще, здесь не любят, когда кто-то чем-то выделяется. Похуй, чем и в какую сторону. Для меня это странно и непривычно, но приходится подстраиваться и делать вид, что ты такой же. Тут вообще всё строем и по команде, иначе — пизды, причем от своих же. Коллектив! Ну и вообще здесь не любят многие вещи, которые, на мой взгляд, не любить не стоит. Москвичей не любят. Питерцев, кстати, тоже. Умных не любят. «Волосатых пидорков с серьгами в ушах» и прочих «неформалов» не любят. Вообще, я вот сейчас попытался вспомнить, придумать что-нибудь, что же тут любят из того, что я любил в своей прошлой (и, хочется надеяться, будущей) жизни, и ничего в голову не пришло. Искусство, как вы сами догадаться можете, здесь тоже не в почете. Точнее, просто похуй всем. Интересных людей, личностей, очень мало. Или, может, они умело маскируются? Быдла всякого зато хватает. И среди солдат, и среди начальства всех уровней. Короче, не ходите, дети, в армию гулять.
Стараюсь почаще улыбаться, за что прослыл среди сослуживцев идиотом :) Кстати, кроме шуток, я считаюсь одним из самых тупых солдат во всей роте (120 человек)! Такие вот повороты судьбы: то самый худший ученик в классе, то самый тупой солдат в роте…18 февраля
Здесь я хочу рассказать о языке, на котором говорят в армии.
Начнем, конечно же, с мата; здесь им действительно не ругаются, а говорят. Причем все, всё время и всегда. От последнего духа до всех наших подполковников-полковников, в сортирах, в столовой, с трибун и в процессе преподавания — все матерятся. …Хотя и здесь есть свои особенности. Очень редко можно услышать слово «мудак». …Еще сравнительно редко употребляется слово «хер» (редко — по сравнению со словами «хуй» и «бля»).
Зато здесь очень популярны такие матерные ругательства, как «ебло» (особенно «ебло тупое») и «уебище». А также «сука», причем произнося его, тянут букву «к». Что-то вроде «Пломбиров, сук-ка, ко мне».
Тут я услышал такие ругательства, которых на гражданке не знал; сержанты ругают нас:
Лань (лань тупая) — про человека тупого, или медленного, или недостаточного «патсана».
Заточка — когда у тебя что-то не получается. Есть один сержант (сам редкостная «лань» и «заточка»), который любит всех ругать словами «пидорша ебаная».
Очаровашка (очарование) — про человека, который задумался («очаровался») и из-за этого, к примеру, пропустил команду сержанта мимо ушей или еще что-нибудь. Например: «Маклаков, пидорша ебаная, чё очаровался, бери лопату и кидай!»
Аборт — про грязного, неопрятного военнослужащего. Или про такого, который часто небрит, не подшит и т.д.
Тело — 1) то же, что и аборт, или просто медленный, тормозной солдат. 2) вообще любой солдат (например, один прапор может попросить у другого выделить ему «5 тел», чтоб почистить снег).
Обезьяна — 1) тупой или безответственный солдат. 2) Вообще солдат (как и в случае с «телом»). Некоторые предпочитают говорить не «обезьяна», а «макака» или «мартышка».
Слон — солдат, отслуживший меньше полугода.
Слон, хобот — про солдата, который очень невоздержан к еде, жрет все и везде, пытается как-то прятать и заначивать хлеб, галеты или что-то еще. То есть понятно, что все здесь хотят жрать поначалу, но кто особенно выделяется этим стремлением пожрать, при этом делает это быстро, шумно и некрасиво — тот «слон».
Хобот — 1) то же самое, что «слон». 2) такая необходимая часть тела «слона». Например, в столовую (или «слоновую») мы ходим, чтобы «набить свои хобота». Вообще, поесть — это «набить хобот». Что это такое — не очень понятно. То ли рот, то ли живот, то ли еще что. Например, если забрызгать супом или крошками хлеба передок бушлата, то это передок тоже будет «хоботом». Скажут: «А, сук-ка, аборт, опять весь хобот грязный».
Раз уж дошли до «слона», то надо вообще рассказать про наименования ступеней иерархии, официальной и неофициальной (хотя, по сути, это одна иерархия).
Итак, «слон» — первые полгода, потом — «боевой слон», потом — «фазан», потом — «дед» или «дембель». Ну тут все очень по-разному от части к части. Где-то дембель — это только когда осталось 100 дней до приказа, где-то — только после приказа (ведь домой не прямо сразу после приказа уезжают). Или, например, еще тех, кто служит первые полгода, часто называют «духи», а у нас в учёбке это слово почти не употребляется. Зато, поскольку у нас учебная часть, мы — курсанты. Поэтому нас зовут «курками» или «кУрами». А сержантов, которые только стали сержантами (т.е. по времени службы — «боевые слоны») — капралами. Что означают слова «прапор», «лейтеха», «старлей», «кэп» — я думаю, говорить не надо. Еще общее наименование для младших офицеров (от младшего лейтенанта до капитана) — «шакалы». Почему — не знаю, обычно они все же вызывают уважение, а не презрение, в отличие от сержантов…
Хавать — то же, что и «набивать хобот», то есть жрать. Причем здесь говорят именно «хавать», и редко кто говорит «жрать» или «есть».
Фазить — спать, дремать. Соответственно, «фаза» — сон (в смысле, процесс сна, а не то, что нам снится).
Руки здесь часто называют клешнями, а также дрочками или дрочилками, а ноги — ластами или копытами. …Еще словечки, которые нельзя назвать чисто армейскими, но которые здесь очень распространены: это «тупить» — ну, в смысле, «тормозить», и, соответственно, всевозможные производные от него — «затупа», «затупок» и т.д.
Здесь практически никто не говорит «класть», «кладут» — все говорят «ложить», «ложат». И если я иногда забываю, где нахожусь, и говорю, как требуют того нормы русского языка: «Перов, мудак ебаный, клади доски сюда!», то надо мной все смеются и говорят, что «класть можно только хуй, а доски — ложат». Кстати, «класть хуй» и «забить хуй» на что-либо — очень здесь распространенное выражение.
А вот слово «пидОрить» в значении мыть, чистить, драить — это, скорее, уже армейское.
Чисто армейские слова (по крайней мере, я их нигде раньше не слышал) — антонимы «ЗАЕБ» и «ПРОЕБ». Это применимо ко всему. «Заеб» — означает что-либо тяжелое и нудное (наряд, работы, учебу), а «проеб» — наоборот, что-то легкое и хорошее, желательно, без сержантов. Соответственно, можно «заебаться» и «проебаться». Вообще — это как Инь и Ян.
Еще одно слово — «фишка». Слово очень многозначное, но вообще — примерно то же самое, что «шухер». «Стоять на фишке» — равнозначно выражению «стоять на шухере». При этом собственно «фишка» — и тот, кто стоит на фишке, и тот, кто может прийти, и тогда он заорет (или шепнет): «Фишка!» …Свои «фишки» есть во всех нарядах, особенно в таких, где рядом много начальства. Вообще, любое начальство — это «фишка». Но не только. Посторонний, который может что-то лишнее увидеть и сболтнуть — тоже «фишка».
Ах да, я же забыл такое важное слово, как «мабута»! «Кто не прыгал с парашютом — называется мабута!» Т.е. это все, кроме ВДВ. …Это такое противопоставление: ДЕСАНТ — МАБУТА.
Заточить — означает съесть. Но не просто «съесть», а съесть что-то заначенное и не очень легальное. Так, в столовую на обед все ходят «хавать». Тарелку супа нельзя «заточить». «Заточить» можно шоколадку из «чепка» («чепок» — наша кафешка, куда курсантам не полагается «по сроку службы»), конфеты из посылки или кусок хлеба, пронесенный в расположение роты («располагу») из столовой. В последнем случае — если это увидит кто из сержантов — заставят жрать хлеб с гуталином.
Прошаренный — значит пронырливый, шустрый, деловой. Который «в любую жопу без вазелина влезет».
Залупаться — означает «возникать», «возмущаться», «мешать», «спорить» и т.д.
17 марта
Положили меня в госпиталь. У меня на руке была небольшая ранка, потом она, вместо того чтобы зажить, загноилась, рука распухла, и я уже не мог выполнять воинское приветствие («отдавать честь» здесь не говорят, потому что «это девки на сеновале честь отдают»). А поскольку солдат обязан воинское приветствие выполнять, меня в госпиталь положили. Ну, это я всё шутками говорю, а на самом деле хреново тут у нас у всех со здоровьем, гниют все заживо. Ну а хули — витаминов нет нихуя, вообще питание однообразное и скудное, спим мало, устаем много, мерзнем часто, отдыхаем редко. Короче, тяжело тута организму... Вот и болеем. Но я очень даже не против поваляться недельку (а если повезет, то и подольше) в этом госпитале, где хоть условия относительно нормальные. Надо же себе дать отдохнуть! Тут кормят тоже мало, но зато хотя бы вкусно. И не обязательно всё пихать себе в рот и глотать, не прожевав, можно нормально есть. А еще тут вместо злобных сержантов нормальные, добрые медсестры. И есть время письма писать, чем и занимаюсь. Может, и почитать чего-нибудь время будет, благо, книжки здесь тоже есть. Ну, после нашей жизни в роте здесь вообще тишь и благодать, о которой можно только мечтать.
...Ох, вот щас в госпитале лежу (точнее, сижу, лежать здесь можно только тем, кому назначен постельный режим!), и мне не то чтобы хорошо, но нормально. А вот выпишут отсюда — и я снова начну охуевать. Да, вот только бы наши командиры не попытались бы оставить меня здесь, в учёбке, или запихнуть в какую-нибудь жопу за то, что я тут щас лежу (суки, сначала сами же, через своих сержантов, гноят людей, а потом недовольны, что тех лечат! Вообще, в армии друзей нет и все вокруг сволочи, на которых не стоит полагаться). А всяких таких жоп здесь хватает.
Например, у нас тут ходят байки жутковатые про Ишим. Это какой-то то ли поселок, то ли занюханный городишко, там вообще полная жопа, даже воду туда привозят в канистрах. Уж не знаю, на какой собачий хер там нужна какая-то малюсенькая воинская часть, но она там есть, и туда отправляют людей просто чтобы сгноить. ...В общем, «пацаны», надеюсь очень, что меня эта страшная чаша минет, я попаду-таки в нормальную часть, скорее отслужу и вернусь…18 марта
…Здесь мне никаких веществ, изменяющих сознание, совершенно не хочется. Даже просто выпить-то и то не хочется. ...Пожалуй, больше всего мне сейчас хотелось бы просто пустую квартиру с магазином в 15 минутах ходьбы и много денег. Да, и чтоб там ванна была с горячей водой. Ну и неделю-две я бы ничё не делал, только ходил бы в магазин за едой, приходил бы, ел, спал. Иногда бы ещё мылся, через неделю мне бы понадобился телевизор, книжки какие-нибудь, музыка. Вот и так бы месяц-другой с удовольствием бы пожил, ибо заебался я в этой армии. Но нихуя, такое нам только снится. …Или ещё пиздато было бы добираться отсюда домой пешком — автостопом, заебаться в конец, вымокнуть, проголодаться, исхудать, опаршиветь, и наконец добраться домой, к любимой бабушке, которая накормит варёной картошкой да напоит вкусным чаем со сладкими плюшками и пирожками. Эх, мечты-мечты! А вообще, все эти мечты упираются в поесть и поспать, только подальше бы от роты это делать. В роте задолбало и задолбали. Всё там дебильно и кругом полно дебилов. Ладно, шучу я, на самом деле там все нормальные пацаны, я один — московский уёбок.…Хочу обсудить с тобой одну проблему... суть в следующем. Вот-вот щас будет распределение по войскам... Уеду я или останусь, но столкнусь с проблемой: «тянуть сотку» дембелям. Это означает, что я буду выполнять всякие их поручения, «рожать» им всякие вещи и т.д. У меня будет «свой» дембель, я буду «его» слон. Ну, классический пример, что будит тебя дед ночью и говорит, что хочет горячих пельменей со сметаной. Где хочешь, там и бери. Но проблема, собственно, не в этом. «Сотку» можно и не тянуть, можно сразу от этого отказаться. Но тогда ты все два года будешь «слоном», «духом». Будешь ходить по нарядам, выполнять тяжёлую и грязную работу и т.д. Если же будешь «тянуть сотку» и, более того, вытянешь (это будет решать дембель — вытянул ты или нет), то есть если согласишься встроиться в Систему, жить по Её правилам, то потом тебя переведут в фазаны, потом — в деды, с правом пользоваться всеми привилегиями, положенными по сроку службы. В том числе и свой дух у тебя будет, от которого можно (но не обязательно!) требовать всё то же самое.
Так вот, я и хочу спросить у тебя и у всех вас, дорогие друзья, как правильнее поступить на ваш взгляд? ...Мне интересно именно ваше мнение, оттуда, с гражданки, ибо это как бы мнение «старого» меня, моя совесть, если хотите. Естественно, я буду смотреть по ситуации и решать всё сам, но тем не менее, друзья, напишите, как вы считаете правильным поступить.
Есть, кстати, и третий вариант — отдать деду некоторую сумму (тыщ 10—20 рублей или около того) и тем самым купить себе «сотку» и место в системе. Ну и всегда есть четвёртый, пятый и т.д. варианты… (сразу скажу, что третий вариант, на мой взгляд, совсем дурацкий и неприемлемый).
Сижу я в «комнате досуга», типа, плакаты тут ремонтирую. На самом деле — заныкался и проёбываюсь, письмо пишу, пользуюсь тем, что всеобщая суматоха, все чё-то делают, и никто меня не ищет. Но в то же время каждую секунду может кто-нибудь войти, и будут меня потом долго дрочить за этот проёб, так что немного нервозно тут сидеть. Как видите, я вовсю пользуюсь этим ёбаным армейским языком. Ну, считаю, что после того, как я прислал «словарик», я имею право так делать. Просто этот ёбаный сленг уже въелся мне в голову, и мне лень пытаться тут щас писать нормальным языком. Вообще, я, конечно, всегда лентяем был, но здесь стал лентяем ещё большим.
Кстати, о сленге. Услышал тут забавную фразу (из разговора):
— Где комбат?
— Слона рожает.
А дело было в том, что у нас в батальоне один крендель с забавной фамилией Карпук «совершил самовольное оставление части» и «скрылся в неизвестном направлении», и фраза, что комбат «рожает слона», означает, что комбат ищет этого солдата. К чести его, надо сказать, что так до сих пор и не нашёл. К кого чести, солдата или комбата — сами думайте.3 апреля
…Все ваши письма с описанием гражданских радостей и вообще чего-нибудь хорошего — единственное, что меня здесь связывает с «гражданкой». А здесь все «гражданское» воспринимается чуть ли не как божественное, пришедшее из другого мира. Да и вообще я человек не завистливый, так что про все ваши радости читаю с удовольствием. Ох, блин, мне здесь сейчас, конечно, плохо и тяжело, ну ничего, оптимизма не теряю.
...Про дедовщину — я думаю, дело в другом. Мне кажется, дело в самой системе. Не будь дедовщины — вся армия разрушится, разрушится снизу. Так же, как она бы разрушилась, если бы, например, не стало вдруг всех генералов или всех связистов. Ну, я не смогу сейчас это внятно объяснить — а главное, и не надо, потому что это все очень интересно и очень понятно (даже для меня!) описано в работе Константина Банникова «Антропология экстремальных групп».
В этой работе автор сравнивает армию с первобытным человеческим обществом, и сравнивает весьма убедительно. Там много внимания уделено всяким армейским традициям, которые сравниваются с традициями первобытных племен, и много внимания армейской иерархии — дедовщине. Ну вот во многом прочтение этой статьи и заинтересовало меня тем, чтобы «поставить эксперимент» и очутиться внутри этой странной системы.
И уже тогда мне стало думаться, что дедовщина — это обязательная составляющая армии. А оказавшись здесь, я окончательно в этом убедился. И хотя я здесь стою сейчас на нижних ступенях этой иерархии (как-никак, только 3 месяца еще), я понимаю, что без нее невозможно. Так же как невозможна наша жизнь без наркодилеров и ментов, которые их ловят, без взяточников и без стукачей, которые закладывают этих взяточников. И без наемных убийц, которые потом застрелят этих стукачей. И без умных психологов, которые напишут про это книжки. Дедовщина в армии — это наиболее эффективный способ организации (самоорганизации?) коллектива. Уж нравится нам это или нет (а мне, конечно, не нравится!).
26 апреля
Здесь многие (да почти все!) смеются, что я пишу письма на таких клочках бумаги, много раз сложенных, положив их на какую-нибудь деревяшку или просто на ладонь. Вот придурки! Во-первых: не их дело, на чем я пишу! А во-вторых: ну, ведь лучше я буду писать плохим почерком на мятой бумажке, чем на большом листке, но по одному письму в два месяца, как здесь многие делают. Да и то, что бумажка эта мятая — это от того, что я ношу ее все время с собой, в нагрудном кармане (прямо у сердца!), и достаю в любой момент, когда могу че-то черкануть.
30 апреля (после отбоя)
…Все никак не закончу письмо, поэтому нашел-таки в себе силы написать после отбоя. Огромное спасибо тебе, тебе и всем, кто меня не забывает и пишет мне! Вы очень мне этим помогаете!
Вот только несколько минут назад мне набил морду один козел, но сейчас мне уже пофигу на это, и я готов его простить, потому что знаю, что есть вы — люди, которые меня любят и ждут!
1 мая (вечер)
Получил недавно целых четыре письма, в том числе твоё. Причем вышло забавно: писал я письмо родителям, написал там, что мало писем от друзей получаю, тут нас куда-то дёрнули, я не дописал, и вечером того же дня 4 письма!
…Пожалуй, я не жалею, что пошел в эту ёбаную армию, всё-таки что-то она мне дала. Как ни странно, она дала мне много любви. Я просто переполнен здесь любовью к родителям, друзьям, свободе, музыке, искусству. Ко всему тому, что до армии у меня было, а сейчас — нет. Если мне удастся эту любовь сохранить, то армия прошла не зря. Почаще бы вспоминать, как было хреново здесь, и тогда мне будет всё время хорошо там.
...Блин, когда я твои письма читаю, или сейчас, когда пишу это, да и вообще частенько, когда есть время подумать — меня прямо разрывает от жажды всякой деятельности, поездок, книжек, общения! Чувствую себя пружиной какой-то, которую сжимают и сжимают, а разжаться не дают. Вот выпустят эту пружину из рук — и она по всей комнате из угла в угол запрыгает от счастья!
...Армия во многом штука очень парадоксальная, на мой взгляд. Вот, к примеру, каждый год призывают огромное количество парней, каждый год почти столько же демобилизуют. При этом армия остается очень закрытой организацией! Мне кажется, человек, не служивший, вряд ли, очень вряд ли поймёт, что это такое — армия. Потому что вот вроде я и книжки всякие читал, и форумы в интернете, и газеты, и телик, и с людьми разговаривал, но когда я сюда попал, я просто обалдел, насколько же армейская жизнь отличается от человеческой! Невообразимо отличается!
Но все устроено так мудро, что я об этом никому не расскажу при всем моем желании. Сначала у меня просто не было времени на это. Потом, когда я приноровился писать письма почти в любых ситуациях и условиях (кстати, это почему-то вызывает резкое недовольство моих сослуживцев!..), я уже привык к тому, к чему, казалось бы, нельзя привыкнуть, и уже не смогу об этом написать.
Это же гениально, просто гениально: огромная система, через которую постоянно проходит огромное количество людей, людей, выбранных наугад, «с улицы», без какого-либо серьезного отбора, людей разных, и система эта остается такой закрытой! ...Здесь очень много вещей, гениальных в своей простоте, гениальных и непонятных! Та же система коллективных наказаний: да, это безнравственно, бесчеловечно, аморально, незаконно и запрещено всем, чем только можно. Но зато как действенно! Когда из-за меня заставили отжиматься в противогазах (дошло до обмороков!), а потом приседать в сушилке весь взвод, это было гораздо хуже и тяжелее, чем когда просто сержант пошёл и избил меня. Еще мне раньше казалась невозможной такая огромная, полная и крепкая власть одного человека над другими. А здесь убедился, что еще как возможна!
Еще здесь я стал гораздо больше уважать всякие рабочие профессии. Всевозможных там сварщиков, токарей, комбайнеров и т.д. Во-первых, здесь много таких ребят (а многих моих сослуживцев, вообще-то, есть за что уважать, несмотря на весь тот негатив, который я от них получаю). А во-вторых, на собственном опыте я убедился: чтобы, например, овладеть такой профессией, как «механик-водитель БМД-1», требуется весьма много усилий. И умственных в том числе, о чем я раньше не думал! Так что слова «ПТУ», «техникум», «колледж» у меня больше не вызывают такого интеллигентско-высокомерного презрения, как у многих из нас.
Так что расхожую фразу «в армии я многое понял» в принципе можно и ко мне применить. Не то чтобы многое. Но что-то понял. Вообще, хоть и хреново тут, временами — очень хреново, но я пока ни разу не пожалел, что в армию пошёл. Но каждую секунду хочу вернуться...5 мая
Во-первых, я вчера сладкого съел больше, чем за всё то время, которое прошло с уезда из Омска моих родителей. Это уже огромная радость для этих мест! Стоял я в наряде по штабу. Для начала — всякие поручения разных майоров: принести ему сахар и т.д. Ну, я решил, что если я из коробки с рафинадом стырю несколько кусочков, то от майора не убудет. Я, конечно, понимаю, что нехорошо так делать, но очень уж сладкого хотелось! А потом мне выдали прыжковые — деньги, положенные за прыжки — 130 рублей, которые мне раньше не выдали, потому что я из-за чего-то прыгал позже всех, ещё с 10 людьми. Ну, не важно.
Короче, выдали мне эти 130 рублей, а поскольку выдали их, пока я стоял в наряде (благо, зарплату выдают в этом же штабе полка), то сержанты их забрать не успели. Один лейтенант покушался, но у него тоже ничего не вышло. И в итоге я все деньги потратил на себя! Потратил в тот же день, потому что потом все равно бы пришлось кому-нибудь отдавать.
Повторюсь, что здесь день, когда съел сникерс — можно назвать праздничным. А в этот день я съел штуки 4 этих всяких сникерсов. Шоколадку, мороженое ну и еще всякой ерунды по мелочи! Так что день был более чем хороший...
Про друзей: постоянно слышу от многих (и сам так же считаю), что здесь, в армии, друзей нет. Есть товарищи, которые помогают тебе в обмен на то, что ты помогаешь им. (Думаю, в боевых, воюющих соединениях — это иначе, но здесь — так.) Вообще, здесь человек человеку не просто волк, а очень волк. Бескорыстной помощи практически не бывает. И даже люди, которые вообще-то считают правильным помогать друг другу за просто так (я, например), через некоторое время настолько обозляются и обижаются на постоянное зло и корысть со стороны других, что и сами уже 10 раз подумают, прежде чем кому-то помочь, даже если это в принципе не сложно. Короче, гнилая абсолютно атмосфера и гнилые взаимоотношения. Слабых от сильных тоже никто не защищает. И я тоже, хотя и очень стыдно мне в этом признаваться (хотя че я говорю? Кого я тут могу защитить, если сам все время получаю?).
В первые недели службы, когда «чмыри» и «крутые перцы» ещё не выделились, все друг другу помогали, друг с другом делились. Но это быстро прошло. Не знаю, может, в других ротах это не так сильно выражено, просто наш главный сержант, Сифонов, такие лагерно-звериные порядки очень поддерживает. Говорит, так «сразу человека видно». Ну, бог ему судья...
Тем не менее в этом гнилье есть несколько человек, с которыми мне приятно, а иногда и интересно поговорить. Это Вадик, Артем Лесников (тот, которому Сифонов сделал сотрясение мозга табуреткой), еще пара человек. Ну и, конечно же, Женя Федоров. Вот его я хочу назвать своим другом. Не знаю, здесь, наверное, сейчас рано так говорить, но вот с ним, надеюсь, мои послеармейские отношения будут именно дружескими, а не «товарищескими».
...Празднуем мы тут разные «государственные праздники». Лучше бы не праздновали, потому что это всегда лишняя уборка, наведение порядка, «торжественные построения» на плацу с речами всяких начальников (которые, впрочем, я люблю, потому что это возможность постоять лишние 10 минут и ничего не делать!). Потом проходим строевым шагом (иногда и с песней) по плацу, ну и вот он, праздник.
Совсем не так было на Пасху. Пришли мы на завтрак в столовую, а там посередине столы стоят, и на них — куличи! Нас вдоль них построили, батюшка с тремя девчушками молебен отслужил, окропили нас святой водой. Что-то доброе и хорошее говорили. Не помню что. И пели они очень красиво. И каждому потом на раздаче дали по крашеному яйцу и по весьма приличному куску кулича. За все 5 месяцев это, пожалуй, единственное тёплое и хорошее, что было организовано начальством сверху для всего полка. Я не знаю, чья это инициатива, но храни его Господь! Конечно, это всё не сравнится и на грамм с тем, как Пасха проходит дома, но кусок теплоты в душу вместе с этим куличом, я думаю, получил каждый.
Кстати, мусульмане, которых у нас определённый процент, тоже не отказались. У них, кстати, тоже какой-то свой праздник был, но туда их отдельно водили, не знаю, чё там было.
Читать некогда. В госпитале я читал «Мать» Горького, но не дочитал, выписали, гады! Ещё как-то заныкался в одной комнате. И пока меня не нашёл дежурный по роте — читал найденного там Тютчева. Но это было не очень круто, потому что я думал не о том, что читал, а о том, как бы меня подольше не нашли.© ИТАР-ТАСС
19 мая
А если со всеми дружить, не косячить и быть «прошаренным типОм» (ну, то есть все ровно наоборот, чем у меня), то здесь вообще можно жить совершенно припеваючи.
…Ко мне уже подваливали мои будущие дембеля (пока они еще «фазаны») с разговорами об этой проклятой сотке. Когда узнали, что я из Москвы, «из Самой Москвы», то глаза их загорелись алчностью, наверно, так же, как у меня в продуктовом магазине, когда ко мне в Омск родители приезжали. И стали они мне объяснять, что я им к дембелю должен «подогнать» берцы, причем берцы «охуевшие» (то есть хорошие), «телефон, нет, два телефона» (это прям ровно как я в магазине — «сникерс, нет, три сникерса!»), причем оба тоже «охуевшие». Еще — тыщ 6 чистыми деньгами, ну и каждый день «рожать» хорошие сигареты, вкусную жратву и т.д. по мелочам. Твари охуевшие… Когда они спросили, сколько денег в семье, я сказал, что на жизнь хватает, но шиковать не шикуем. И сразу услышал, что, мол, не пизди, ты же москвич, денег у тебя дохуя. Ну, я их переубеждать не стал, ибо это не имело смысла. Блин, похоже, крепких, очень крепких пиздюлей придется мне тут отхватывать. Ох, а видели бы вы эти рожи… А ведь кроме этих, есть еще офицеры, которым (правда, вроде не всем) я тоже не нравлюсь с первого взгляда!
Как и в Омске, здесь постоянно повторяется эта идиотская ситуация, вызванная строением моего лица:
— Ты чё улыбаешься?
— Да я не улыбаюсь, — говорю я и уже правда улыбаюсь.
— Ты чё, охуел? Ща по улыбалке получишь!
Блядь, ну в конце концов, даже если я и улыбаюсь, почему мне нельзя улыбаться-то?
Нас пока по взводам не распределили. Один командир взвода нашей роты, лейтенант, не помню его фамилию, сразу меня невзлюбил. …Вообще, этот лейтеха — огромный жирный увалень с тупым и злым лицом. Частенько бьет солдат. В Омске офицеры редко били солдат, а если били, то за дело обычно. Это сержанты там пиздили всех почем зря, под конец — сами солдаты друг друга.
…13 июня батальон наш уезжает куда-то в Псковскую область — «расширять полигон». Если конкретно — рубить лес. До середины сентября. «Механы», то бишь механики-водители, туда не едут. И это мне очень не нравится. Потому что останусь я тут один со своими дембелями, без офицеров… А они ведь, суки, жрать — хотят, курить — хотят, звонить — хотят, берцы носить — хотят… А я — богатенький москаль, ко мне часто приезжать должны, раз рядом живут.
…Блядь, как бы я хотел со всеми съебаться в лес. Там жить в палатках и работать много, но этого я, сами понимаете, не боюсь. А «сотку» там, конечно, тянуть все равно придется, но она там явно мягче будет. Да и не этим пидорасам, а другим каким-нибудь, может, они получше будут. А еще один немаловажный фактор — за вырубкой леса, когда от завтрака до обеда ты заёбываешься рубить, а от обеда до ужина — чем-нибудь ещё, а потом — отбой, а потом — сразу подъём, дни полетят быстро, как птички.
20 мая
Блин, уже без двадцати час. Это мы до сих пор, как встали, всё уборкой занимались. Я не знаю, во сколько тут подъём, может, в 6, может, в 7, может, хотя вряд ли в 8. Скорее всего, в 7. И вот с этого времени мы без перерыва убираемся. Я с самого утра хочу сесть это письмо писать, и только сейчас сел. И то сел плохо, вот-вот сдёрнут куда-нибудь чё-нибудь носить или ещё чё делать. Ну, кто понаглее, того меньше дергают.
Дембелей, понятно дело, вообще не трогает никто. И они сидят, изнывают от скуки и придумывают, чем бы занять меня, чтоб я не письмо это писал, а мыл что-нибудь по десятому разу или носил с места на место. Ибо письма писать нам, слонам, по сроку службы не положено. А ещё у меня плохая новость. Нога моя заживает очень быстро. То есть как всегда, а не как в Омске. А это означает, что меня отсюда скоро выпишут. Поэтому я мало успею написать.
4 июня
Это первое моё письмо с нового места службы — из города Тулы, хотя отслужил я тут уже почти две недели.
Когда я узнал, что меня из Рязани переводят в Тулу, то сначала очень расстроился. Во-первых — к Рязани моя дача близко, во-вторых — там было весьма неплохо. И тут вдруг меня переводят. Даже из госпиталя резко выписали по такому случаю. Когда я в Тулу приехал, то совсем расстроился. Полк здесь образцово-показательный, всё везде гладенько, чистенько, красивенько. А в казармах делается евроремонт. Но пока он там делается, мы живём в палатках на каком-то поле, где буераки, грязь, воды нету. И вообще условия ужасные. При этом ты всё равно должен быть всегда подшит, выбрит, умыт, постиран. И никого не интересует, как ты это будешь делать.
А тут ещё парни подлили масла в огонь рассказами о том, как они по ночам разгружают камазы с трубами для этих новых казарм и т.д. А еще стояла страшная жара, безумно хотелось пить, а пить было нечего. А ещё через несколько дней должен был приехать в полк министр обороны, и всякое драянье и крашенье увеличивалось в несколько раз. А еще здесь за солдатами всё-таки следят. Конечно, не так, как в Омске, но и не так, как в Рязани, где мне, «непрошаренному» салаге, не составило труда на пару часиков «проебаться» и сходить в чепок пожрать. Ну, короче, я очень хотел обратно в Рязань. Но это было тогда, когда только приехали.
Сейчас я, в общем-то, совершенно не жалею о том, что я здесь. Потому что оказалось, что всё совсем не так плохо. Главное — это отношения между людьми. Здесь дембеля и сержанты относятся к нам скорее как к младшим братьям, чем как к рабам. Честно говоря, после Омска это очень непривычно. Да и между собой здесь отношения нормальные, человеческие, а не какие-то зверские, как это было в Омске. И здесь эти человеческие отношения ещё человечнее и лучше, чем это было в Рязани. Не знаю, конечно, может быть, просто пока они за нас не взялись... но тем не менее ощущение такое, что здесь куда лучше.
Наверное, если бы я попал сюда сразу с гражданки, мне бы здесь не понравилось. Но после омского ада (не побоюсь этого слова! Кому-то, может, там и нормально, но для меня это было адом!) здесь очень хорошо. Даже несмотря на то, что я всё ещё «слон», мне ещё только предстоит «тянуть сотку».
…В армии я чувствую себя немного этнографом, который отправляет вам на Большую Землю записки об этом странном и страшном племени. И с этой точки зрения «сотку тянуть» надо, чтобы глубже погрузиться в жизнь племени, прочувствовать её. Но с другой стороны, я всё-таки остаюсь человеком, и заниматься такой хернёй не очень хочется.
Я теперь служу в Туле, в самоходно-артиллерийской батарее. Так что теперь я не просто десантник, а ещё и артиллерист... Здесь за мной уже закрепили машину. У неё стоит большая и грозная 120-мм пушка, которая стреляет снарядами, минами и ещё хуй знает чем...
…Так тут неплохо — наверное, просто с подразделением повезло. В остальных-то всё, как и в остальной армии, — сильные чмырят слабых, старые молодых и т.д. У нас это слабее выражено. Может быть, тут большая заслуга Михи Уголькова — главного сержанта батареи. Он хороший человек, который не считает правильным, когда одни чморят других. А Сифонов, главный сержант моей роты в Омске, так считал и не стеснялся этого говорить. Qualis rex, talis grex.
Сифонов был разрядник по рукопашке. Угольков — по шахматам. Уже о многом говорит. Сифонов нас пиздил беспощадно и без разбору. А Угольков однажды отвёл меня в сторону и сказал, чтоб я не замыкался в себе, не падал духом. Ну и просто поговорил как с человеком. Я уже давно забыл, что бывают нормальные человеческие отношения, основанные на взаимном доверии и уважении. А уж тем более не ожидал такого от сержанта.
И ребята здесь гораздо человечнее и лучше. Но не буду пока расслабляться — ведь и в первых моих письмах из Омска я писал об интересной боевой технике и хороших сослуживцах со всей страны. Сейчас я многим из этих сослуживцев вбил бы в могилу осиновый кол.
...Погода — как всегда, то жара, то дубак и дожди. Воды здесь мало, её в цистернах привозят. Зато грязи много. Но это, наверное, ненадолго — к зиме мы всё же переедем в казармы. Армейского маразма здесь, как и везде, а может, и побольше даже, но он у меня уже настолько въелся в мозг и стал привычным, что писать о нём не буду. Это из разряда тех вещей, что неслуживший не поймёт. Но к этому тоже привыкаешь.
…Вообще, до сих пор все мои мысли — о гражданке. В основном о будущем. Ну и о прошлом. Но до сих пор я знаю, что дембеля — это динозавры с другой планеты, а сам я до дембеля никогда не доживу, потому что до него сотни миллионов световых лет. А всё, что этому противоречит, — полная крамола. Боже, как же много ещё служить!- 7 комментариев
MeDiYM«А времени на еду нам выделяют очень мало. То есть сначала казалось, что мало, сейчас привыкли уже. Но все равно за едой все сидят и молча, быстро‑быстро жуют и глотают, чтоб успеть до команды «Закончить прием пищи, посуду на край стола». Никто за едой не говорит (некогда), только перебрасываются фразами типа «дай соль», «поделись хлебом», «пошел на хуй» и т.д.»
Общем интересно пишет!
- 6 комментариев
Don-Vito- 3 комментария
MeDiYMDon‑Vito, Это как игра в Русскую рулетку.
- 1 комментарий
wolf7-7-7Don‑Vito,Don‑Vito, да это только когда читаешь,то кажется какой то ужас,а описывает он самую обычную службу счастливчиков попавших в учебку...лично меня только там чему то научили и службу увидел во всей красе,а остальные 1,5 года в войсках для меня был курортом(после учебки)так что, ядумаю, никто не жалеет о проведеных годах в армии
