Жизнь — это плотное полотно плоти, Это шурупы, саморезы и гвозди, Это твой абрикосово‑шёлковый август; Убегай в него, а я здесь останусь, Упаду в холодную землю, Потеку, как все реки, на север. В октябре нет в облаках окон; Рыжий голубь упал на асфальт мёртвым, Обронил наливное яблочко‑сердце; Небо цвета ножа быстро ржавит железо, Режет дождями нежные ткани И вдевает в иголку артерии. Смерть — это пепельно‑пыльное платье времени.
Орфей
Сквозь кожу на средней фаланге мизинца Я разглядываю берега Стикса.
Я вступаю в реку, я ищу брод, Там, вдали, куст миндальный цветёт.
Воды, чёрные, как зрачки. «Умираешь лишь раз», — шуршат мотыльки.
Я иду. По колено. По пояс. По грудь. Я шепчу: «Окажите мне честь утонуть».
Я трясусь. Я кричаще живой. Набейте мне лёгкие тишиной.
«Накормите мной своих рыб», - Я хриплю, язык к нёбу прилип.
Я пытаюсь упасть, я закрываю глаза. Бездна хочет, чтоб я оглянулся назад.
Я просыпаюсь на берегу Голой спиной на красном снегу.
Взъерошенный воздух вокруг закипел. «Умираешь всю жизнь», — завывает метель.
Я уже не могу ничего сказать вслух, Солнца не видно за тучами мух.
Я ползу весь в земле и пене, Я ищу наощупь плечи, локти, колени.
Мои пальцы наждачно немы. Из груди, Эвридика, роди‑ка мне: [мы].
−17
